Тень Победы [Новое издание, исправленное и переработанное] - Виктор Суворов

А ведь перед нами загадка истории. Если начальник штаба был плохим, почему Жуков не потребовал, чтобы прислали хорошего? Если начальник штаба был хорошим, почему Жуков о нем не упоминает? Так и хотелось спросить: что вы скрываете, Георгий Константинович?

Сегодня мы знаем, что книгу «Воспоминания и размышления» писал не Жуков. Однако он указан в качестве автора, и книга написана от лица Жукова. Поэтому для удобства изложения давайте считать, что Жуков имел какое-то отношение к ее написанию.

Разгадка «забывчивости» авторов мемуаров Жукова совсем простая. В любых источниках о Халхин-Голе мы находим нужное имя. «Начальником штаба группы с 15 июля до сентября 1939 года был комбриг М. А. Богданов» (Маршал Советского Союза М. В. Захаров. Новая и новейшая история. 1970. № 5. С. 23).

Маршал Захаров не просто так упомянул имя начальника штаба 1-й армейской группы, и вовсе не случайно сделал это в 1970 году. За этим кроется вот что. В 1969 году вышли мемуары Жукова. Имя начальника штаба 1-й армейской группы Жуков называть почему-то не стал. И тогда другие маршалы, не только Захаров, стали напоминать Жукову: эй, не забывай, кто у тебя был начальником штаба! Твою операцию на Халхин-Голе планировал Богданов! Почему ты о нем забыл?

Жуков на Халхин-Голе не требовал для себя лучшего начальника штаба, ибо знал: Богданов — именно тот, кто ему нужен, лучшего не бывает. А вот когда пришла пора славу делить, то у Жукова словно случился провал в памяти.

Жуков помнит о многом:

Я уже касался организации партийно-политической работы в наших частях. Партийные организации внесли огромный вклад в решение боевых задач. В первых рядах были начальник политического отдела армейской группы дивизионный комиссар Пётр Иванович Горохов, полковой комиссар Роман Павлович Бабийчук, секретарь партко-миссии особого корпуса Алексей Михайлович Помогайло, комиссар Иван Васильевич Заковоротный (Воспоминания и размышления. С. 172).

Где бы я ни был — в юртах или домах, в учреждениях и воинских частях, — везде и всюду я видел на самом почетном месте портрет В. И. Ленина, о котором каждый монгол говорил с искренней теплотой и любовью (там же. С. 173).

Наши доблестные комиссары и политработники «везде и всюду» развесили портреты вечно живого Ильича. Это очень даже здорово. И хорошо, что Жуков упоминает об этом. А вот как план блистательной операции разрабатывался, Жуков припоминает смутно.

Прочитаем еще раз слова Жукова о том, как родился план операции на Халхин-Голе, которые цитировались в начале этой главы. Если верить Жукову, во главе 57-го особого стрелкового корпуса стояли ни на что не годные военачальники — командир корпуса Фекленко и начальник штаба Кущев. В районе боевых действий они не бывали и обстановки не знали. Жуков взял с собой комиссара Никишева и поехал в район боевых действий. Потом произошло следующее (повторно цитирую воспоминания Жукова):

Возвратившись на командный пункт и посоветовавшись с командованием корпуса, мы послали донесение наркому обороны. В нем кратко излагался план действий советско-монгольских войск <…> В тот же день был получен приказ наркома об освобождении комдива Н. В. Фекленко от командования 57-м особым корпусом и назначении меня командиром этого корпуса.

Если внимательно разобрать эту цитату, то можно сделать вывод, что план составлялся коллективно. Но в нашей памяти оседает совсем другое. Жуков не говорит «я решил», «я послал», однако именно так мы воспринимаем его рассказ. Жуков очертил круг лиц, которые были посвящены в план: он сам, комиссар Никишев, комдив Фекленко и начальник штаба Кущев.

Однако каждому ясно, что комиссар мог лишь присутствовать при составлении плана, но не мог быть его соавтором. Работа комиссара — следить, чтобы командир регулярно читал передовицы центральных газет и труды классиков марксизма-ленинизма, чтобы пил в меру, и чтобы в каждой монгольской юрте был портрет Ленина.

Предыдущий командир корпуса быть соавтором плана тоже не мог. Жуков его описал как кретина, который обстановки не знал, в районе боевых действий не был и потому, очевидно, ничего умного гениальному Жукову подсказать не мог. Не зря его тут же и сняли. Начальник штаба был таким же.

Прочитав описание дезорганизации, царившей в штабе 57-го корпуса до приезда Жукова, читатель автоматически исключает этих двух недоумков из числа авторов гениального плана. Но кроме них и комиссара Никишева в числе посвященных в новый план боевых действий Жуков назвал только себя. Если предыдущего командира корпуса, начальника его штаба и комиссара из числа авторов плана исключить — а мы делаем это почти автоматически — то среди авторов остается только один Жуков.

В воспоминаниях Жуков говорит об авторах плана во множественном числе: «мы пришли к выводу», «посоветовавшись с командованием корпуса» и так далее. Но книга написана так, что читатель остается в твердом убеждении: кроме Жукова никто ничего умного предложить не мог и не предлагал.

5

Разработка плана разгрома целой японской армии — дело непростое. Нужно собрать и обработать огромное количество данных, уяснить обстановку, принять решение и сформулировать замысел разгрома. Кроме того, надо спланировать действия всех частей и соединений, организовать разведку и охранение, обеспечить взаимодействие всех со всеми, разработать боевые приказы и четко поставить задачи всем участникам операции. Нужно организовать систему связи, подготовить средства скрытого управления войсками. Нужно организовать систему огня и бесперебойное снабжение войск боеприпасами, топливом, саперным, медицинским и прочим имуществом, продовольствием и прочая, и прочая.

Если все это Жуков готовил сам, значит, он был плохим командиром. Разрабатывать планы должен штаб. Понятно, штаб делает это под руководством командира. Но командир не должен подменять собой начальника штаба. Если командир выполняет чужую работу, значит, у него не остается ни сил, ни времени выполнять работу собственную.

Разработкой плана в любом штабе занимается оперативный отдел. Все остальные отделы штаба работают в его интересах. Если командир составляет планы сам, а начальник штаба и начальник оперативного отдела штаба бездельничают, значит, командир не смог организовать работу подчиненных.

Вот пример того, как не надо руководить войсками. «Красная звезда» (27 января 2000 г.) сообщает о подвиге заместителя командующего 58-й армией генерал-майора М. Малофеева в Чечне. Его подвиг состоял в том, что генерал-майор «первым поднимался в атаку». Понятное дело, в атаке он был убит. «Красная звезда» восхищается мужеством заместителя командующего армией: ух, какой смелый! Между тем, это свидетельствовало не о мужестве, а о катастрофическом состоянии российской армии и полной неспособности генералов управлять подчиненными. Если заместитель командующего армией сам вынужден ходить в атаку, значит, такую армию надо разогнать, а руководителей Министерства обороны — уволить.

Если командир полка сам красит заборы и чистит сортиры, а его солдаты маются от безделья, это означает, что командир не достоин занимаемой должности и командовать не способен.

И если нам скажут, что Жуков все планы составлял сам, то это вовсе не комплимент.

Люди, писавшие мемуары Жукова, это понимали. Потому далее в книге коротко сказано:

Разработку плана генерального наступления в штабе армейской группы вели лично командующий, член Военного совета, начальник политотдела, начальник штаба, начальник оперативного отдела (Воспоминания и размышления. С. 163).

Член Военного совета и начальник политотдела — это комиссары. Их роль мы уже уяснили. Названы они тут для того, чтобы продемонстрировать любовь Жукова к политработникам и комиссарам. В 1957 году Жукова сбросили с вершин власти в том числе и за то, что он пытался вывести Советскую Армию из-под контроля Коммунистической партии, то есть совершить государственный переворот, политконтролеров и комиссаров из армии изгнать или, в крайнем случае, оставить им роль организаторов художественной самодеятельности и воскресного отдыха солдат и офицеров. После падения Жукова власть в стране взяли люди, которые на войне были комиссарами: Хрущёв, Булганин, Брежнев, Епишев, Кириченко и другие. Побитый, скулящий Жуков всю оставшуюся жизнь пресмыкался перед этими комиссарами и просил прощения. Вся его книга — гимн политработникам и комиссарам. Партия наш рулевой! Ах, если бы комиссары во всех юртах не развесили соответствующих портретов, не видать бы мне победы на Халхин-Голе! И в войне с Германией никакой победы не было бы без комиссаров! Нас партия в бой вела! На войне я, великий Жуков, хотел найти комиссара Брежнева и посоветоваться с ним! Но он был на Малой Земле, где шли жестокие бои. Ах, если бы я с ним посоветовался, то, глядишь, и войну выиграли бы раньше.